Кубертен о месте искусства в современном олимпизме

Появление современного олимпизма — величайшее событие в мировом спорте. Четырехгодичные циклы состязаний в борьбе за победу и олимпийские медали чемпионов, которыми награждаются ведущие спортсмены мира, отражают предначертания и надежды французского гуманиста, историка, социолога и просветителя барона Пьера де Кубертена.
На основе идей гуманизма и уважения человеческого достоинства Кубертен включил в свой олимпийский идеал такие главные принципы, как демократизм, интернационализм, равноправие всех людей и народов, просвещение в духе истинного патриотизма в сочетании с взаимоуважением наций, несмотря на расовые, религиозные и политические различия. Кроме того, он связывал олимпийский идеал с принципами преданности и служения делу мира. Таким образом, современный олимпизм — это в значительной степени воспитание в духе гуманизма, которое берет свои истоки в спорте и характеризуется справедливой игрой в соответствии с девизом «Citius, altius, fortius» («Быстрее, выше, сильнее»), а также признанием олимпийца образцом для повседневного поведения каждого спортсмена.
В те времена, когда буржуазия стала отрекаться от лучших традиций и идеалов прогрессивных буржуазных течений, Кубертен надеялся сохранить эти фундаментальные идеалы, объединив их в современном олимпизме. Но он понимал также, что придет день, когда рабочий класс воспримет, наполнит новым содержанием и доведет до совершенства то, чего класс буржуазии так и не смог достичь. В своем памфлете «Между двумя сражениями» 
(1922), написанном после окончания первой мировой войны, он выразил свою концепцию следующим образом: ...Кто мог ожидать, что рабочий класс будет в его нынешнем положении? Единственная альтернатива— это или достигнуть с ним компромисса, или сдаться на его милость...
Как бы то ни было, завоюет ли рабочий класс в ближайшем будущем всю полноту власти или разделит ее, его готовность к выполнению этой функции остается вопросом первостепенной важности...
Вопрос встал так остро, что многим показалось, будто время для его позитивного решения упущено, и потому они смирились с тем, что называют закатом культуры и неудержимым возвратом к примитивному варварству. Я не принадлежу к числу этих людей. Много надежд связываю я с рабочим классом; перед ним широкая перспектива, и он кажется мне способным на величайшие свершения. С другой стороны, не находимся ли мы во власти иллюзий относительно той культуры, которой так гордимся? В этом чистом металле столько ненужных примесей, столько пошлого самодовольства и плохо замаскированной порнографии!
Тем не менее я считаю, что ни при каких обстоятельствах нельзя вдруг стать наследником великой культуры, выработанной в предшествующую эпоху. Рабочий класс сам должен взяться за дело так, чтобы священный храм сокровищ, накопленных за всю историю человеческой цивилизации, почитался и сохранялся, оказавшись завтра в руках этого класса!
Я прибегнул здесь к длинной цитате из Кубертена, чтобы подчеркнуть то, что считаю существенным для его позиции. Даже некоторые сторонники (а главным образом оппоненты) современного олимпийского движения утверждают, что концепция олимпизма, как ее понимал Кубертен, в наши дни устарела и должна быть заменена новыми вариантами, новыми «измами». Иногда это праздное препирательство, лишенное всяких аргументов, или преднамеренное отрицание основного гуманитарного и гуманистического содержания олимпизма. Тем, кто рассуждает подобным образом, я бы возразил так:
1. Олимпизм Кубертена — это концепция, основанная на классическом буржуазном гуманизме и, следовательно, страдающая идеализмом и исторически обусловленной ограниченностью философии, но тем не менее остающаяся для нас побудительным стимулом к выполнению своего долга хотя бы потому, что олимпизм всегда будет одной из сфер проявления гуманизма.
2. Приверженность олимпизму в толковании Кубертена означает для нас, таким образом, продолжение и преумножение его гуманистической сущности в духе подлинно социалистических идей, поскольку сам Кубертен, осуществляя на практике в своей собственной работе исторический подход и требуя такого же отношения к ней, хотел, чтобы его идеи понимались в контексте времени и места. Его историческое мышление исходило не только из концепции целостности мира и единства процессов общественного развития, но также из глубокого понимания неуклонного и неодолимого движения каждого человека и всего человечества в целом ко все более и более высоким ступеням развития.
3. Олимпийский идеал Кубертена включает также особую миссию рабочего класса, взявшего теперь власть в свои руки,— защищать культурное наследие мира и свои глубоко человечные идеалы от любых, откуда бы они ни исходили, попыток фальсификации, клеветы или даже попыток ниспровержения. Защищать так, как это сделал изгнанный (нацистами) немецкий писатель Генрих Манн, когда во время I Международного конгресса писателей в защиту культуры в Париже в 1935 г. вскрыл подлинный характер предстоящей в 1936 г. Берлинской Олимпиады. Позднее Манн писал об этом конгрессе:
Истинными гуманистами являются лишь те, кто не только думает, но и сражается. Анри Барбюс, задумавший и проведший Парижский конгресс в июле 1935 года,— а это было его последнее свершение— был бойцом, и таковыми должны быть мы. Он знал цену реального как орудия духа, он знал цену осязаемой мощи3.
4. Олимпизм Кубертена — это универсальная идея, хорошо обоснованная в философском, историческом и просветительском смысле, имеющая отношение прежде всего к культуре — науке, образованию, искусству, литературе. Он надеялся, что со временем культура будет составной частью олимпийских игр — точно так же, как
 
это было в Древней Греции, в Олимпии. Вот что он писал в своих «Олимпийских воспоминаниях»:
Далеко не случайно поэты и художники древности собирались в Олимпии. Ее высокий престиж объяснялся этим блестящим сочетанием.
Далеко не случайно и то, что мы сейчас занимаемся вопросом о реальном месте, роли литературы и искусства в современном олимпийском движении и вспоминаем, что думал об этом Кубертен. Кубертену виделось, что организация современных олимпийских игр должна покоиться на пяти «китах» — взаимосвязанных элементах, образующих единство. Три из них классические: интеллектуальный, моральный и квазирелигиозный. Два про-чих— современные: один предусматривает техническое совершенство, другой — демократический интернационализм. Следовательно, образование, искусство и литература, по его мнению, должны занять такое же важное место, какое им принадлежало по праву в период классических олимпийских игр.
Кубертен говорил, что «было бы ребячеством» требовать широкого вовлечения искусства и литературы в олимпийское движение уже в 1896 г. или ожидать этого к Играм 1900 г., которые были приурочены к парижской Всемирной выставке. Он опять-таки был в достаточной степени реалистом, чтобы планировать этот процесс постепенно, что, кстати, он считал наилучшим методом «для любого предприятия, требующего разностороннего интеллекта и стойкости духа».
Поэтому только в 1906 г. был созван олимпийский конгресс, посвященный теме «Спорт и искусство», который был назван Консультативной конференцией по вопросам искусства, науки и спорта. В работе конгресса, который проходил в здании театра «Комеди Франсез», приняли участие около 60 художников и писателей, чтобы обсудить, как сказал Кубертен, в каких масштабах и формах искусство могло бы быть представлено при проведении современных олимпиад и — в более широком плане — как оно могло бы взаимодействовать со спортом ради собственной пользы и для обогащения последнего.
Основная идея вступительной речи Кубертена на конгрессе была изложена так:
Первый пункт плана, который мы сегодня представляем для критического рассмотрения и консультации,— это предполагаемая организация пяти конкурсов: произведений архитектуры, скульптуры, живописи, музыки и литературы. На этих конкурсах раз в четыре года будут демонстрироваться ранее не публиковавшиеся и не выставлявшиеся работы, созданные под прямым влиянием идей спорта. Работы, допущенные к этим конкурсам, сначала могут быть немногочисленны, они могут даже быть не самого высокого класса по той простой причине, что поначалу такие конкурсы привлекут, несомненно, только тех художников и литераторов, которые сами в той или иной степени занимаются спортом. В самом деле, разве не должен скульптор, желающий создать достоверное изображение огромного физического напряжения, в котором находится тело спортсмена, обладать хотя бы некоторым собственным опытом в данном виде спорта? Спросим еще раз: неужели нас смутит старый и ни на чем не основанный предрассудок, что некоторые виды профессиональной деятельности несовместимы со спортом? Могущество и универсальность спорта, возрожденные за столь короткий промежуток времени, предостерегают нас от подобных взглядов. Не далее как в следующем поколении люди различных уровней образования и разных профессий одновременно будут и спортсменами. Разве это не обычное явление среди фехтовальщиков уже сейчас?
Время работает на нас. Однако было бы безрассудно ожидать чересчур многого от будущего союза спортсменов, художников и зрителей. Как много еще предстоит сделать из-за того, что была забыта эвритмия .
Собравшиеся на конференции деятели искусства поддержали предложение Кубертена включить упомянутые пять конкурсов в процедуру современных олимпийских игр. Однако это решение не было приведено в исполнение во время Олимпиады в Лондоне (1908 г., Игры IV Олимпиады.— Прим. ред.). Впервые оно практически осуществлено — хотя и в условиях резкой оппозиции со стороны шведских художников того времени — только в 1912 г. при проведении Олимпиады в Стокгольме (Игры V Олимпиады.— Прим. ред.). Но в промежутке между этими олимпийскими играми Кубертен и Международный олимпийский комитет (МОК) не сидели сложа руки. Они, например, организовали в 1911 г. в Париже международный архитектурный конкурс для окончательной выработки проекта «Новой Олимпии» — ранее он был принципиально разработан в серии статей, опубликованных в «Ревю олимпик» (в номерах с октября 1909 г. по май 1910 г.). Правда, Кубертен счел достойными критики «нерешительность и холодное равнодушие» молодых архитекторов к проекту, хотя церемония чествования победителей конкурса, кажется, вполне его утешила. Описание этой церемонии заслуживает нашего внимания:
Она состоялась ночью в прямоугольном внутреннем дворе Сорбонны, заполненном, несмотря на надвигавшуюся грозу, двумя тысячами гостей. Оркестр и хоры укрылись за живой изгородью. Двор был погружен во мрак. Устроенная в галерее иллюминация производила множество цветовых эффектов. Музыка, движения сотни гимнастов с факелами и пальмовыми ветвями в руках, которые образовали фон для шестнадцати полуобнаженных юношей, выполнявших свои упражнения напротив часовни Ришелье,— все это создавало гармонию звука и тишины, цвета и графики силуэтов... Красота окружающей архитектуры прекрасно дополняла общий эффект. Затем последовала интерлюдия в виде стилизованного средневекового фехтовального турнира, потом появилась небольшая группа людей с шарманками и волынками, женщины танцевали, а под конец была припасена очаровательная пьеса «Философ и атлет», специально написанная для этого случая Морисом Поттешером, в которую входили настоящие борцовские состязания. Кульминация наступила, когда в деревянных решетках стен и купола зажглись бенгальские огни, в то время как хоры вознесли величественные гармонии Рамо и Палестрины над переполненной энтузиазмом и все же организованной толпой зрителей. Это блестящее зрелище потребовало объединения усилий всего лишь гимнастического клуба, клуба фехтовальщиков и музыкального общества одного из парижских кварталов. Для меня это было не

только осуществлением чудесной мечты, но и новой ясной целью, стоящей перед искусством для масс. Цивилизация заблудилась, и только «возвращение к эвритмии» могло бы снова наставить ее на путь истинный. Эвритмия—забытая концепция, о которой рассуждают, не имея ни малейшего представления, чем она была на самом деле.
Как страстно желал Кубертен, чтобы такого рода искусство, исполненное жизнерадостности, бодрости и эстетической гармонии между образом жизни и самовыражением, было включено в процедуру олимпийских игр вместе с художественными конкурсами, хорошо видно из его рассказа об Олимпиаде в Стокгольме:
В этой великолепной столице молодежь охотно приобщалась к всеобщему энтузиазму. Едва ли молодые люди тратили время на сон, да им тогда казалось, что спать и не хочется. Праздник следовал за праздником, не мешая, однако, ходу спортивных состязаний. Стадион с его готической архитектурой, с арками и башенками, с его техническим совершенством, хорошая организация мероприятий и общее понимание цели — все это могло бы служить эталоном. Мы видели, как стадион превращался то в банкетный, то в концертный зал, то в танцплощадку, и все же к следующему утру он неизменно бывал готов к проведению состязаний. Мы видели, как за одну ночь к состязаниям конников его покрывали заранее приготовленными квадратами дерна, воздвигали препятствия, украшали цветущими кустами. Все это происходило без суеты, без промедления, без единого промаха. В Лондоне казалось, что жизнь огромного города ни в малейшей степени не затронута соседством олимпийских игр. Стокгольм же был погружен в них. Весь город объединяло стремление оказать гостеприимство чужестранцам, и можно было вообразить себе атмосферу Олимпии в древние времена. Впечатление было тем более великолепное и красивое, что современным играм сопутствовал ничем не ограниченный комфорт. Казалось, что эллинизм и прогресс объединились, чтобы завоевать мир.
Вот в таком всеобъемлющем смысле рассматривал Кубертен вопрос о роли и месте искусства в олимпийских играх. Одну из основ современного олимпизма он определял 

как красоту, порождаемую в играх участием интеллекта. Действительно, можно ли представить себе праздник молодости человечества без участия в нем интеллекта?— спрашивал Кубертен и сам отвечал на свой вопрос:
Во взаимосвязи физического развития и разума разум, несомненно, доминирующий элемент, при том, однако, условии, что речь идет о наиболее совершенных формах художественного и литературного творчества, а не о незначительных произведениях, которые, благодаря все возрастающей в наше время невзыскательности, навязываются нам повсеместно, нанося ощутимый вред цивилизации, правде, человеческому достоинству и взаимоотношениям между народами.
Чтобы исчерпать эту тему, я позволю себе процитировать еще два характерных замечания Кубертена о месте и роли искусства в современном олимпизме. Первое было им высказано в связи с организацией художественных конкурсов в период Олимпиады в Париже в 1924 г. (Игры VIII Олимпиады.— Прим. ред.), второе взято нами из «Обращения к молодежи» 17 апреля 1927 г. в Олимпии:
Именно благодаря маркизу де Полиньяку, сделавшему организацию художественных конкурсов предметом своей особой заботы, они, наконец, стали достойны олимпийского идеала. Чувствуя, что этих конкурсов недостаточно, он сумел организовать «Фестиваль искусств на VIII Олимпийских играх» в театре на Елисейских полях. Это дало парижанам возможность насладиться, в частности, Девятой симфонией (видимо, Кубертен имел в виду 9-ю симфонию Бетховена, с хором на текст оды «К радости» Шиллера.), которую я лично всегда считал Олимпийской симфонией parexcellence (франц., по преимуществу.— Прим. перев.), в исполнении хора и оркестра под управлением знаменитого голландского дирижера Менгельберга из Амстердама...
И из его «Обращения к молодежи»:
Мы, я и мои друзья, не для того приложили столько усилий к возрождению для вас олимпийских игр, чтобы они могли превратиться в музейный экспонат или зрелище вроде кино, чтобы финансовые или предвыборные интересы возобладали в них.

Возвращая к жизни институт, начало которому было положено 25 столетий тому назад, мы хотели, чтобы вы могли обратиться в спортивную веру, как ее понимали наши великие предки.
В современном мире, который обладает необыкновенными возможностями, но в то же время находится под угрозой деградации, олимпизм может стать школой благородства помыслов и моральной чистоты, настойчивости и энергии. Но это произойдет, только если вы будете неуклонно стремиться в своих идеалах чести и спортивной самоотверженности к таким же высотам, к каким вас влекут усилия мускулов. Будущее зависит от вас. Рассмотрев заново место и роль, которые отводил Кубертен литературе и искусству в современном олимпизме — а именно с этой целью мы так пространно процитировали его высказывания,— мы приходим к двум основным общим выводам:
1. Желая сохранить в олимпийском движении нашего времени дух античного и классического буржуазного образования и в особенности добиться «родственной близости» между искусством и спортом, которой он придавал огромное значение, Кубертен считал наилучшим средством для осуществления своей идеи художественные конкурсы (которые должны были быть равнозначны спортивным состязаниям), а также планирование не только программы олимпийских игр, но и соревнований по национальным и региональным видам спорта в духе эвритмии. В речи, произнесенной в 1906 г., Кубертен сказал:
Мы организуем стимулирующее сотрудничество между искусством, наукой и возрожденными олимпийскими играми, с одной стороны, и обеспечиваем повседневную, обыденную связь с занятиями спортом на местном уровне — с другой. Нет никаких сомнений, джентльмены, что мы добьемся успеха. Однако столь же несомненно, что это потребует немало времени и терпения. Таким образом, искусство и литература являются в современном олимпизме равноправными партнерами спорта. Каждый из партнеров должен учиться у другого, вдохновлять его, побуждать к совершенствованию. Они должны мирно сосуществовать и содействовать росту друг друга, поскольку только в сочетании могут в полной мере проявить свою жизнеспособность и вкус к жизни. Этот 
идеал отражен в девизе «Mens fervida in corpore lacertoso» который Кубертен мечтал постепенно привить всему человечеству в качестве его raison d'etre (франц., смысла существования).
2. Наследие Кубертена было сохранено в современном олимпийском движении, что продемонстрировали художественные конкурсы, проводившиеся до 1948 г., а затем возобновившиеся во время Игр в Мельбурне, Риме, Токио (Игры XVI, XVII, XVIII Олимпиад, соответственно в 1956 г., 1960 г., 1964 г). Олимпиада в Мехико (1968 г., Игры XIX Олимпиады.) установила новые стандарты в развитии этого наследия.
Если мы рассмотрим то, что сделано организаторами мексиканской Олимпиады (и сделано на высоком уровне), мы будем поражены не только размахом художественных, научных, образовательных и социальных мероприятий, но в особенности стремлением стимулировать посредством особых возможностей искусства социальное самосознание человека, контакты между людьми на международном уровне. Но даже если бы в Мехико связи между искусством и спортом были лишь слегка намечены, все равно МОК и все национальные олимпийские комитеты (НОК) должны понять, что пришло время еще раз и по-новому подумать над этим комплексом проблем.
Для начала нужно пересмотреть решение, принятое сессией МОК в Афинах в 1954 г., не проводить больше художественные конкурсы, а затем найти способ, как наилучшим образом включить искусство и литературу в общую программу игр, жизнь их участников (спортсменов, художников) и зрителей.
Таким образом, по поводу участия в современном олимпийском движении искусства и литературы можно было бы сделать следующие выводы:
• произведения искусства, созданные в олимпийском духе, поощряются, сравниваются, оцениваются и экспонируются как отражение необходимого стремления, которое испытывает человек по отношению к физической культуре и спорту, что выражается в национальных и международных состязаниях;
• олимпийские игры, «фестиваль молодости человечества», так же, как подобные соревнования на уровне отдельных регионов, переживают расцвет, поднимаются до уровня фестивалей культуры, дают более значительные впечатления, чем это мог бы сделать один лишь спорт.
Однако концепция Кубертена о роли и месте искусства позволяет сделать эти выводы еще более конкретными:
1. Демонстрации произведений искусства и другие художественные программы на олимпиадах должны отражать наивысшие идеалы современного олимпизма. Пользуясь кратким определением Кубертена, они должны «служить делу мира и уважать жизнь». Он сам дал образец такого служения своей «Одой спорту», которую представил на первом олимпийском художественном конкурсе (Игры V Олимпиады.) под псевдонимом, и, как мы знаем, она завоевала золотую медаль. Кубертен хотел, чтобы искусство и в будущем продолжало поддерживать живую связь с самими основами современного олимпизма и наглядно показывало их значимость. Ему мыслились не шедевры так называемого искусства для искусства, существующего как бы в вакууме, не индивидуалистические и формалистические выкрутасы. Он имел в виду искусство, преданное идеалам мира и прогресса, дружбы между народами, уважения человеческого достоинства, которые составляют сущность поступательного развития человечества.
2. Искусство, тесно связанное с такими идеями и целями,— это нечто большее, чем платоническое объяснение в любви к спорту. Это основное средство воспитания социального сознания, а потому оно откровенно пристрастно в выборе для себя идеалов современного олимпизма, важного и—более того—жизненно необходимого элемента современной общественной жизни. Отсюда следует, что миссия искусства состоит в изображении объективной реальности. Это должно проявляться во всем: от выбора темы и далее через форму, содержание, эстетические достоинства к цельности философской идеи и ее выражения. Как мы убедились, так называемая «нейтральность» не принадлежала к числу концепций, которые Кубертен поддерживал словом или делом либо был склонен хотя бы терпеть.
3. Разносторонний опыт укрепил Кубертена в убеждении, что литература и искусство, включая их олимпийские формы, могут с полным правом занимать свое место и выполнять свою функцию только при, условии, что они связаны с народными массами, что они не уходят от повседневной жизни с ее трудностями и проблемами, не избегают социальной ответственности, что они не замыкаются в мире абстракции, «в царстве неконтролируемых эмоций», по меткому выражению Иоганнеса Бехера, прозвучавшему на упомянутом выше I Международном конгрессе в защиту культуры в Париже в 1935 г.; только при условии, что искусство—и олимпийское в том числе!— осознает важность своей альтернативной позиции. Об этом же хорошо сказал Бертольт Брехт:
В нашу эпоху принятия решений искусство тоже поставлено перед выбором. Оно может или сделаться инструментом в руках единиц, играющих роль богов судьбы для большинства и требующих веры, основа которой — слепота, или встать на сторону большинства и отдать их судьбы в их же собственные руки.
Именно за эту тесную связь искусства с народом и боролся Кубертен в олимпийском движений, пусть даже он не предвидел всех сторон этой проблемы, как мы понимаем ее сейчас.
4. Гуманистическая миссия современного олимпизма, в значительной степени предначертанная Кубертеном, побуждает искусство к решению конкретных ее задач. Как и сами олимпийские игры, этот гуманизм восходит к греческой античности. Еще Софокл провозгласил в своей «Антигоне»:
Много есть чудес на свете. Человек — их всех чудесней...
Рамки классического буржуазного гуманизма, послужившего истоками философии Кубертена, стали причиной ее ограниченности и недостижимости воплощения в жизнь идей олимпизма при капиталистических производственных отношениях. Но даже будучи реалистом, Кубертен полностью этого не осознавал. Интуиция вдохновляла его, как мы видели, на работу, на работу для будущего, в котором должен был властвовать гуманизм. Наиболее ясно это прозвучало в речи, посвященной теме «Молодежь и будущее», которую он произнес в Лозанне на праздновании своего 70-летия:
Нужно, чтобы вас поддерживала и направляла утроенная воля: во-первых, стремление к наслаждению физическими упражнениями, которые способны дать интенсивное и даже максимально возможное мускульное усилие; во-вторых, воля к чистому, дельному и постоянному альтруизму... поскольку, имейте в виду, общество будущего либо будет альтруистическим, либо его не будет вовсе, перед вами встанет выбор между ним и хаосом; и, наконец, в-третьих, воля ко всеобъемлющему постижению реальности...
Наш долг состоит в том, чтобы на основе этих заветов не жалеть усилий в борьбе за подлинный гуманизм, ставший возможным в социалистическом обществе и в культуре социалистического реализма, для блага современного олимпизма и слившегося с ним искусства. Теперь на практике существуют необходимые производственные отношения на основе философской системы, включающей научную концепцию человека и законов общественного развития.
Кроме того, если произведения искусства, созданные в различных социальных условиях, характеризуются гуманистическим содержанием и художественной достоверностью и попадают в сферу современного олимпизма, он должен быть заинтересован в признании их прогрессивным и перспективным явлением, в содействии их публичной известности, поскольку прогресс человечества будет достигнут тем раньше, чем сильнее сделаем мы союз всех прогрессивных сил против реакции и варварства, чтобы этот союз мог продемонстрировать всю свою мощь в мировой идеологической борьбе нашего времени.
5. Мыслить и поступать в духе идей Кубертена — это значит также не ограничивать себя пятью художественными конкурсами, а следить за процессом исторического развития и признавать любые формы и возможности художественной выразительности. И наконец, это значит, что каждая олимпиада должна быть обеспечена собственным художественным содержанием и программой, основанной на идеях олимпизма и в равной степени на принципах эвритмии.
По поводу только что сказанного заметим, что еще при жизни Кубертена пять предложенных им конкурсов подразделились на 13 (проведенных в 1928 г. в Амстердаме— имеются в виду Игры IX Олимпиады.). Добавив к ним спортивную фотографию и спортивную 
филателию, МОК в конце концов пришел к 7 основным мероприятиям, делящимся на 15 отдельных конкурсов. Однако затем он лишил себя этой важной сферы влияния, а современный олимпизм — поля успешного развития, приняв в 1954 г. упомянутое выше решение. Начало нового этапа — пусть в факультативной форме — было положено только на Играх в Мехико. Организационный комитет XIX Олимпийских игр в Мехико проделал работу, открывшую перспективы дальнейшего проведения художественных конкурсов, например, народного творчества, танца, детского рисунка и кинофильмов. Широту круга современных форм культуры нельзя не оценить по достоинству. Они ждут своей разработки в рамках современного олимпизма.
Что же касается практической интеграции искусства и литературы в программу олимпийских игр — важнейшего требования великого француза, то нужно, чтобы на практике были осуществлены два главных пункта. Первый: планирование всей процедуры игр от церемонии открытия до последнего дня в традициях эвритмии, с хорошо продуманным протоколом и торжественностью церемониала, соблюдению которого он придавал большое значение. И второй: украшение программы олимпиад всеми доступными художественными средствами, олимпийскими по своему духу, которые могли бы с успехом сделать игры поучительными и памятными как для спортсменов, так и для зрителей.
В своих «Олимпийских воспоминаниях» Кубертен часто обращается к этому аспекту игр, не останавливаясь ни перед одобрением, ни тем более перед критикой, впрочем всегда конструктивной. Мы уже отмечали, что Кубертен питал особое пристрастие — и он говорил об этом публично еще в 1906 г.— к массовым выступлениям, ритмическим танцам, праздникам, проводившимся после заката солнца, по возможности под открытым небом, с факельными и другими световыми эффектами, с участием хоров и оркестров.
Сказанное выше помогает нам понять, что универсальная и всеобъемлющая программа художественной деятельности и творчества в олимпийском духе вполне реальна, что искусство во всех его формах и проявлениях может занять одно из центральных мест в олимпийских играх и других соревнованиях и что мы должны будем принять на себя множество обязательств, если хотим, критически оценив, развивать накопленный опыт.
Олимпизм Кубертена — часть этого опыта, которая должна сыграть роль в современном противоборстве направлений в области культуры.
Неоспорим факт, что возможности, которыми располагает наше общество, были до сих пор использованы далеко не полностью. Надеюсь, что высказанные нами идеи внесут определенный вклад в плодотворную общественную дискуссию, цель которой — достижение еще более прочного и неуклонного прогресса в современном олимпийском движении. Только в этих условиях у него будет возможность, с одной стороны, пустить глубокие корни в национальном спорте и, с другой стороны, на национальном уровне обеспечить спорту и искусству выход на международную арену. Работа на национальном уровне остается, таким образом, существенным, но все еще не до конца воплощенным элементом культурной политики, важной задачей для всех институтов и организаций, связанных с ней, в точном соответствии с миссией, предначертанной нам Кубертеном:
Существо вопроса состоит в том, чтобы восстановить прочный союз мышц и интеллекта, который был расторгнут. Без сомнения, их союз некогда был плодотворным, однако стоило им однажды отделиться друг от друга под воздействием неблагоприятных условий, как они постепенно пришли к полному обоюдному безразличию, разлука обернулась взаимным забвением. Однако сейчас Олимпия, в прошлом их главная резиденция, восстановлена, точнее, возрождена и обновлена. Справедливо, что формы олимпизма теперь другие, новые, но они преисполнены той же жизни, того же содержания. Они, таким образом, могут вернуться в свою резиденцию, но прежде мы, и никто другой, должны подготовить это возвращение.